Вечером веретено воспоминаний.
Лежу, думаю о чём-то, и вдруг найдёт что-то: у товарища, спящего рядом, на руке часы - цык-цык-цык - и я как будто перенесся на два(?) года раньше, почти то же время, совсем другое место.
Мы с тобой _были_, определённо, да. Это даже не походило на простой романчик, не было двух разностей на мгновень склеившихся в этом мире - нет, с первых встреч, уж сам не знаю как, мы создавалаи свою собственную, _нашу_ реальность, наш и мир и нас самих мы создавали, каждый - вливая в это порцию себя самого, добавляя к самому себе порцию нового.

Никогда не были просто так, всегда зачем и к чему. Ты приезжала ещё только первый раз поговорить со мной о тех проблемах, что роились вокруг меня в то время (ну как ты могла пропустить проблему! уж тем более будучи одним из её звеньев...), а я уже чувствовал, что будем мы, что это всё просто так не закончится, что твоё чувство участия уже затронуло и, возможно, довольно глубоко, весомую массу материи твоей души и теперь она уже не могла быть остановлена, летела в черную дыру переливчатыми потоками в сиянии излучений и скромного взрыва сверхновой-нас.
Я так никогда и не мог понять - за что меня можно любить, как. С первой-то всё было иначе - любил я, и это было тягостно и легко, горячо и леденяще мертво и давало силы и отнимало их все до капли, а я в упор не замечал, что степень отдачи, ссуженная мне, была ровно настолько сильной, насколько её в последствии и использовали, не больше. Да и я сгорел, как-то. Отмаялся. Была это глупая и прекрасная первая любовь, как у многих других, была она хорошей и плохой, была фантастичной, ии уж конечно она была несчастной, как водится. И я был несчастным. Ты - уже была рядом, а я всё ещё был так эгоистично несчастен.

Ты не представляешь, че, как много для меня сделала. С первых дней общение с тобой расширило для меня границы мира, границы познания, грани возможностей. Господи - другая ветка метро! Да я раньше на метро ездил лишь по работе да на репетиции иногда, прожил в одном районе 17 лет и горя себе не знал - всё было зашибись, я, вроде, на передовой. А тут ты. Другая, такая. Смешная, активная. Свободно говоришь о таких вещах, что я раньше и не слышал вовсе, и делаешь это явно от того лишь, что просто привыкла так жить. Твоя музыка, твои кинофильмы, твои истории, рассказы, знакомства, твоя биография - всё это было настолько полным жизни для меня, настолько настоящим, настолько пригодным для дыхания и естественности, что я, конечно, потянулся к тебе, как мотыль на свечу за окном.

Прости, че, так много хотел написать, и вот снова всё о том же. Поднимаю голову, надо мною ромбовидная решетка пружин кровати сверху, и в свете воспоминаний о тебе, я вижу её разноцветным мозаичным витражом. Как, наверное, увидела бы её ты. ОХ, как много мне досталось удивления от тебя - такой свободной и простой, в то же время неоднозначной и твёрдой, как монолит. Твои принципы, убеждения, суждения - прекрасная стройная система. Такая чудесная в творчестве, прекрасный ребёнок - искренняя, лучистая, - и столь прочная в судьбе - определившаяся, устойчивая. Помню, ты тратила нервы на то, о чем мне и задумываться-то казалось странным: мать, учёба,будущее, справедливость. а мне просто хотелось петь, когда ты была рядом, и я пел.

Так грустно, конечно, в конце вышло. Так по-моему. Принципиальный вопрос и ответ, точка, смерть.
Как понять, что мир разрушился на кски и ты ходишь по обломкам, если твоё зрение способно выделить только лишь обломки? Конечно, я тогда не видел всего этого, не замечал, да и чего уж теперь. Просто светлые отрывки:
...ты стоишь на балконе, завернута в покрывало и куришь. на улице холодно, и я обнимаю тебя. Говоришь, что не думала, что когда-нибудь окажешься на этом месте, что это тебя будут обнимать, довольную, а не ты будешь обнимать. Я, помню, усмехнулся тогда про себя - вот мол, девушку на верный путь поставили, и так тепло было, и хорошо.

...Каждый раз, когда засыпала (а спишь ты, милая, раскинув конечности хаотично) твои наручные часики аккурат возле моего уха оказывались - цык-цык-цык - говорили. У меня ли дома, на вписке где-то, у тебя - всюду это - цык-цык-цык, рядышком прямо. И замедляются, и быстрее идут, подчиняясь скорости течения мыслей. А для меня, понимаешь - навсегда теперь время, секундочки эти - ты, твоя рука рядом с моим лицом, тёплая, нежная рука, и часики - цык-цык-цык.

...или вот ещё ловила меня на вранье, на том, что я говорил о том, чего не знал и знать не мог, допытывалась мнения, истины, и была терпелива - о боги, как терпелива. И даже не то, что привычку отбила эту, но как бы заставила следить за словами, за мыслями, за мерой фантазии этой бесконечной в реальной жизни. Теперь хоть сам могу отличить и контролировать - где правду говорю, а где лукавлю.

...ещё про всякие чудесности рассказывала - долго ли много ли мы гуляли? долго и много, могли бы в то время, пешком, наверное, и всю землю обойти - до того ходить у нас вместе хорошо получалось. И всё какими-то маршрутами, ну, не то, чтобы нехожеными, да вот новыми, интересными. А ты рассказывала и рассказывала - иногда грустное, чаще весёлое, говорила о каких-то важностях и они были для тебя важны.

...Бемоль, конечно. Щеночек маленький. Нашла, согрела, помогла. Так носились с ним, а уж сколько ты с родней ссорилась - я и не помню - а всё, упрямая, гнула своё, и правильно. Помню, в первую, что ли, ночь, его у меня оставили, да только ведь как, дальше коридора пустить было нельзя, а он же скулить и тявкать начинал, если один оставался. Так и просидел я с ним всю ночь на полу в прихожей, заснул даже под конец - и щенок, и я. А потом мы его отдали на содержание в хорошее место (помню перрон, электричку ждали, холод был жестокий), и там увидали щенка в точности похожего на нашего бемоля...

Знаешь, в общем, тут уж ничего не попишешь, вроде - было и было, чего вспоминать. Да и потом другие же мы теперь, да и не мы совсем - ты да я, да и таких нет уже, как порой кажется. И случилось много, и не случилось - а знаешь, всё так же твои ладошки теплые, часики звучат, доводы пафосные, высокие, и оттого почему-то всегда кажущиеся верными, твой участливый интерес - - всё это ведь есть , оно является в миг и остаётся, не исчезая. Памяти можно присудить много грехов, но уж тут им и не пахнет.
Мы есть. Там, в памяти, здесь, в мире, мы были и есть, ведь прошлое и настоящее и будущее - всё одно, только люди меняют ракурс взгляда и делают в течении времени запруды и водохранилища, ручейки и потоки. Может быть и тела, души твоей-моей нет уже на земле, может быть всё разлетелось, да только правды-то не изменишь, верно?
И часики на руке - цык-цык-цык.